Рассказ Ольги Кажарской о приютской собаке по имени Сидней. Рассказ основан на реальных событиях, происходивших в приюте для животных в Манрезе (Испания) в 1999 году.

Приюты для животных созданы для того, чтобы помочь выброшенным животным обрести новую жизнь. Однако в них не хватает места всем животным. Многих приходится усыплять. Во многих регионах мира идут на компромисс: отловленных собак и кошек оставляют в живых ещё на несколько недель, чтобы дать им последний шанс приобрести нового хозяина. Есть люди, которые ухаживают за такими животными. Они кормят их, водят гулять. Но главное - они общаются с этими животными. Они должны отвечать на их дружелюбие и ласку, зная, что дни их питомцев сочтены.

Эту сторону нашего общения с животными видят лишь немногие. Я стараюсь в тесных рамках языка передать ощущения тех, кто ценой своих физических и душевных сил помогает им обрести вторую жизнь.

Как пустынна, как светла дорога,
Утренняя, как твоя судьба.
Потерпеть бы - вот ещё немного –
По тропинке, до того столба…
Надо ведь ещё дойти дотуда,
Этот длинный путь ещё прожить.
Может быть, ещё случится чудо,
Может быть случится.
Может быть...

Сидней попадается

Сиднея ещё била дрожь от впечатлений сегодняшнего дня. В полдень узкий резиновый хлыст нагнал его, сбил с ног. Тугая петля больно обвила шею. Сильными беспорядочными рывками, рыча, скуля и кусаясь, пёс пытался освободиться. Его поволокли в сторону большого белого грузовика со множеством дверей. Сидней дрожал всем телом. От давящей петли из его пасти вырывался хрип. Ударами и пинками Сиднея втолкнули в одну из камер грузовика. Железная дверь резким хлопком отделила его от окружающего мира. Машина тронулась. Стоя в кромешной тьме между давящих перегородок, измождённый от короткой неравноправной борьбы, пёс пытался отдышаться. Стоны незнакомых собак, проникаюшие из соседних камер, смешивались с ударами его собственного сердца и приводили в состояние жути и нереальности происходящего.

Вскоре машина остановилась. Животных вывели в большой двор. Вдоль кирпичного забора бесконечной цепью тянулись вольеры, в которых с раздражённым лаем метались десятки собак разных мастей и размеров, то неистово бросаясь на решётки, то взбегая на крыши деревянных будок.

Сиднея завели в пустую вольеру. Теперь от его свободы осталось немного: 10 шагов вдоль и 4 шага поперёк. Так началась его новая жизнь. Вольера располагалась в части приюта, которую называли Модуль-1. Модуль-1 был местом, куда свозили пойманных в городе собак, чтобы через 7 дней отправить на усыпление. Но если за это время в приюте освобождалось место, собаку из модуля-1 могли перевести в основной приют, чтобы найти ей нового хозяина.

Новое утро

Когда Сидней проснулся утром, он невольно понадеялся найти мир новым, очищенным от прежних проблем. И в душе его было светло. Но всего через несколько секунд его сознание ударилось о решётки, смрад фекалий и дезинфекции, лай, вой, стоны, резкий говор. Ничего не изменилось – вокруг ад. От клацанья замков холодело в груди. Снизу вверх бесконечными грязно-серыми рядами решетки тянутся по земле, захватывая со всех сторон горизонт. Их макушки впиваются в красно-голубое небо колючками проволоки, как будто нанося ему раны.

На тропинке, соединявшей витиеватым узором вольеры, сновали люди. Сидней тонко и нескладно выводил жалобную мелодию. Не дождавшись помощи, Сидней набрасывался на изгородь. Он изо всех сил пытался расширить проёмы в углах и полу. Разодранные о бетон лапы и дёсна уже кровоточили. Но в бешеном порыве он не обращал внимания на боль.

Сидней пытается убежать

Вверху сиял неарестованный клочок неба. Собрав силы и вытянувшись во весь рост, Сидней рванул вверх. Узкое пространство между изгородью и крышей с трудом пропустило его. Стоя на крыше, Сидней растерялся: земля была слишком далеко. Теперь ему оставалось только ждать, пока вернуться люди и снимут его.

Очнувшись снова в неволе, Сидней сел у решетки и стал равнодушно смотреть на собак в противоположных вольерах. Одни из них уже много дней безостановочно бились в истерике о решётку, другие неподвижно сидели, отпустивши, казалось, все надежды. Среди них была Флоке – жалкое создание, которое не ходило, а ползало, сгибаемое прочно вбитым страхом. Хозяева кормили её только отбросами - картофельной шелухой и кожурой от бананов - поэтому её кожа срослась с костями. Её часто оставляли одну и на несколько дней забывали о её существовании - поэтому она боялась быть одна. И все-таки в этом приюте она поверила людям. Она почувствовала, что все они разные, что они делятся на друзей и врагов. Каждый раз на прогулке в приютском дворе, заметив кого-то из них, она радостно бежала навстречу своим особым шагом - на полусогнутых. Последние метры она проподзала на брюхе - она привыкла унижаться перед человеком.

От вида стенающих сородичей сердце Сиднея забилось сильнее. Постепенно оно превращалось в огромный сосуд, переполненный тоской, которая грозила вот-вот захлестнуть его. И Сидней начинал выть.

Приютская тоска

Шло время. День сменялся ночью и новым днём. Стопа дней росла, как стопа скучных листов бумаги. И с нею росла тревога. Иногда её рассеивали короткие прогулки или посетители. Посетителей было немного. И Сидней сразу искал их глаза – лучшего способа рассказать о себе он не знал.

К нему приходила и Деша – маленькая чёрная собачка с белой грудкой. Где она познакомилась с Сиднеем, никто не знал. Деша прижималась боком к решётке его вольеры и замирала. В такой неподвижной позе, с тоской в глазах, Деша сидела всё отпущенное ей для прогулки время. При каждом движении Сиднея она вскакивала, начинала оживлённо бегать вдоль ограды и радостно лаять в ожидании, что её любимый выйдет к ней. А Сидней словно не замечал своей странной гостьи.

Однажды его вывели гулять. Сидней спокойно бродил по горам, тщательно обнюхивая ещё скудную весеннюю растительность. Всё здесь было привычно и удивительно спокойно – душистый воздух, тёмно-зелёные кустики можжевельника на пологих узких террасах, цветущие яблони в редких крестьянских садах. Он растянулся на сухой земле. Ему не хотелось бежать отсюда, пользуясь недолгой свободой: здесь Сидней был дома. Этот дивный, тёплый мир снова дружелюбно принимал его - теперь только на один день – последний в его жизни.

Я и Сидней. Конец

Три блестящих пятна в темноте – луна и два больших глаза.

«Ты кто», - спросили глаза. Я – твоя гостья. Покажи мне своё жилище». Глаза обрадовались, заметались во тьме. «Вот миска. Вот поилка – она вечно забита пылью. Вот топчан – неудобный, правда…» «Посидим немного?» - рука ласково пробежала по патлатой спине. Глаза заулыбались.

Мы сидим вобнимку: я и Сидней – тёплая, большая собака. Кангал. Нас обоих волновала наша встреча. «Возьмёшь с собой?» - спросили глаза. «Не могу, понимаешь…». Глаза погрустнели. «Что ж, подожду ещё…»

Но большие собаки не пользовались спросом. Шансов выжить у Сиднея не было.

Через неделю к воротам подъехала знакомая машина. Упирающегося и стонущего, Сиднея выволокли из вольеры. Зловещая камера снова зажала его могучее тело. Железная дверь коротким и нервным хлопком отсекла его от внешнего мира. Теперь уже навсегда.

В моём воспоминании продолжает жить Сидней – молодой кангал, так наивно радовавшийся весне в самый последний день своей жизни. Теперь Сиднею уже не нужна весна – его, подобно миллионам таких же выброшенных собак, всосала смертельная мгла.

Ольга Кажарская, 1999 год